Интервью с Александром Ходаковским о ситуации под Авдеевкой.

В воскресенье, 29 января, на востоке Украины завязался конфликт на территории между Авдеевкой, которая контролируется Украиной, и Донецком, который контролируют ополченцы. «Реальное время» связалось с экс-руководителем батальона «Восток» и главой «Патриотических сил Донбасса» Александром Ходаковским, который рассказал о том, насколько критична ситуация в районе Авдеевки, какую роль в этой истории сыграла геополитика и насколько тяжелые последствия может повлечь за собой данный конфликт.

«Я для себя это оцениваю как некий аналог Донецкого аэропорта»

— Александр Сергеевич, расскажите о том, что происходит в районе Авдеевки и насколько тяжелая складывается ситуация?

— Ситуация достаточно критическая для жизни тех, кто находится в непосредственной близости друг от друга — я имею в виду нас и противников. Для тех, кто завязан в конфликт, в ту локальную стычку, которая достигла пиковой интонации сейчас, ситуация очень критична.

Но если не случатся вообще какие-то трудно вообразимые вещи, то пока никаких широкомасштабных наступлений с обеих сторон не предвидится, потому что объективно мы не наблюдаем со стороны противника ни подтягивания резервов, ни накопления ударной силы для того, чтобы развить это наступление. Вообще, я для себя это оцениваю как некий аналог Донецкого аэропорта, когда за него не один месяц мы боролись. Потому что это была принципиальная позиция.

— Расскажите поподробнее об этой территории — какова ее стратегическая роль?

— С тактической и тем более стратегической точки зрения сейчас этот участок не представляет никакой ценности ни для нас, ни для противника. Никаких преимуществ овладение или удержание этого участка не дает. Он не находится на возвышенности — это просто группа окопов с одним-единственным блиндажом, без ходов сообщения, без развитой системы обороны, без какой-либо системы огневых рубежей на том участке. Те рубежи, которые были, они либо брошены еще в свое время были, либо были постепенно заняты противником методом медленного продвижения.

Это своего рода передовая позиция, и она со всех сторон простреливается. Она не была для нас значимой с точки зрения решения каких-то военных задач. Это единственная позиция, которая торчала, как бельмо на глазу, в чистом поле, и на ней очень много в последнее время погибло ополченцев, которые эти позиции удерживали: один батальон там не слабо проредили, потом его заменили другим батальоном, но и ему начало доставаться.

«Ситуация достаточно критическая для жизни тех, кто находится в непосредственной близости друг от друга — я имею в виду нас и противников. Для тех, кто завязан в конфликт, в ту локальную стычку, которая достигла пиковой интонации сейчас, ситуация очень критична».

«Мы пытаемся расшифровать, что же за всем этим стоит...»

— По вашей оценке, по каким причинам началась активизация боевых действий и кто инициатор?

— Видимо, пошла какая-то скрытая от наших глаз тенденция, связанная с политическими процессами, и потребовалась активизация. Накануне мы отследили факт перемещения значительной колонны через крупный город Донецкой области, который находится под контролем Украины — Краматорск. Эта колонна практически 2 часа перемещалась по городу в направлении Дебальцево. Мы ожидали провокацию на том участке, но они начались на этом.

Вообще, все началось как рядовая локальная стычка, ничем особо не выделяясь из ряда других таких же стычек за последнее время. Этот участок был традиционно напряженным, но поскольку возник принцип и с их стороны, и с нашей, завязался вот такой тугой узел, который мы уже третьи сутки развязываем.

Этот процесс идет при минимальном задействовании личного состава, потому что его невозможно там задействовать: нельзя там ходить, как вы представляете по кинохронике военных лет, в атаку тесным строем, с криками «Ура!». Там это просто невозможно. Там действуют группы численностью в пределах взвода, и то — как только они пытаются выдвинуться для того, чтобы решить какую-то задачу, сразу же попадают под интенсивный огонь из стрелкового вооружения и гранатометов. Поскольку этот участок просматривается, да и все уже разбито на сектора и квадраты, а каждый ствол отвечает за свой участок, то остается только дать местоположение той или иной группы, и сразу же туда прилетает с примечательной меткостью все, что необходимо для того, чтобы лишить людей жизни. Мы уже наблюдаем запуски реактивных систем залпового огня. В общем, этот маленький топор заварил очень большую кашу.

Я вам совершенно откровенно заявляю, что объективно атаку позавчера утром на позиции начали украинские военнослужащие. Мы находились там стационарно и никуда даже не планировали перемещаться, поэтому те заявления, которые делает украинская сторона, о якобы нашем ползучем наступлении и прочем — это откровенные выдумки и попытки как-то облагородить свои действия, которые явно пахнут нарушением любых договоренностей.

У нас не было никаких планов или намерений двигаться, потому что мы даже ресурсами не располагали необходимыми. Я только с похорон приехал — мы похоронили комбата, который отвечал за этот участок, и мы с ним были на постоянной связи, проводили совещания, консультации, и ни в наших, ни в планах корпуса народной обороны не было никаких намерений на этом участке вообще какие-то телодвижения делать. Любые заявления подобного рода, которые обвиняют нас, — это сплошная выдумка. То, что сейчас все очень крепко завязалось, — это правда. Уже стреляем и мы, стреляют они, уже никто не думает о соблюдении каких-то договоренностей, о калибрах. В ход уже идет все, что только может идти.

«Поскольку позиции противника находятся в непосредственной близости от Авдеевки, а, чтобы обеспечить себе преимущество военное, приходится эти позиции подавлять (особенно артиллерийские), то естественно, снаряды летят в направлении населенного пункта». Фото i24.com.ua

— Есть мнение, что цель активизации — привлечь внимание к Украине. Также предполагают, что это способ «прощупать» Трампа и Россию. Что вы думаете об этих версиях?

— Знаете, если бы не было перемещения той колонны, о которой я уже говорил… Причем анализ разведданных позволил нам сделать вывод, что это не плановая ротация каких-то подразделений, находящихся на линии соприкосновения (просто замена одних другими), а это именно усиление тех, которые уже там находились, укрупнение какой-то группировки. Если бы не было этого обстоятельства, я бы посчитал, что геополитика ко всей этой ситуации не имеет ни малейшего отношения.

Бодаются силы размером не больше роты с одной и с другой стороны. Поэтому можно было бы расценить это и просто как ситуацию, которая уже потом, постфактум, как побочный эффект будет использована для того, чтобы создать какую-то информационно-пропагандистскую волну, но слишком много на этот конкретный отрезок времени скопилось всевозможных обстоятельств в политике: и назревающий выход из парламентского большинства в Раде, заявленные сроки по принятию изменений в Конституции, активность некоторых украинских политиков, в частности, Юлии Тимошенко, которая была приглашена к Трампу и которая рассматривается, как одна из «торпед» для изменения внутриполитической ситуации. Видимо, нужна какая-то картинка соответствующая — то ли отвлечь внимание, то ли наоборот привлечь его. Мы пытаемся расшифровать, что же за всем этим стоит.
Последствия для мирного населения, отключение от сетей и гибель комбата

— Населенные пункты пострадали в процессе конфликта?

— Поскольку позиции противника находятся в непосредственной близости от Авдеевки, а чтобы обеспечить себе преимущество военное, приходится эти позиции подавлять (особенно артиллерийские), то, естественно, снаряды летят в направлении населенного пункта. Как они приземляются и какие они наносят ущерб и разрушения — это сложно сказать. То же самое и со стороны противника, но вопрос в том, что наши позиции локализованы на конкретном участке и они могли бы быть более избирательными с точки зрения нанесения нам поражения, но, к сожалению, они стреляют хаотично и неразборчиво, и их снаряды прилетают в 20—30 километров в сторону от нашего локализованного участка. И страдают, конечно, мирные жители.

— Как обстоит ситуация с заводом и сетями? Можно ли говорить о гуманитарной катастрофе?

— Некоторые участки отключены от электроэнергии и от поставок воды — это связано с попаданиями в станцию. Но, в принципе, как только появляется возможность, необходимые службы восстанавливают все сразу же. Конечно, гуманитарной катастрофы нет.

Было принято решение в районах, прилегающих к линии соприкосновения, ввести ограниченную форму обучения детей в школах — очно-заочную, по желанию, чтобы не подвергать их риску, скапливая в отдельно стоящих зданиях. Других каких-то серьезных последствий пока не наблюдается (имеется в виду масштабных). Есть отдельные включения, есть отдельные проблемы и всю ночь задействованы МЧС и технические специалисты, чтобы вести восстановительные работы. Работа ведется достаточно оперативно и, в принципе, сложностей не возникает. Если бы все было пущено на самотек, то, наверное, возникли бы проблемы, а так пока что справляемся.

«Он поступил не как командир, а как человек: он взял с собой обстрелянных и необстрелянных бойцов, которые были в его распоряжении, и двумя большими группами двинулся к этим позициям по открытой местности, на которых накрывали его подчиненных – он просто не мог их бросить». На фото trident-ua.info Иван Грек позади Ходаковского

— Вы уже упомянули в нашем разговоре гибель Ивана Грека: если вы не возражаете, не могли бы вы рассказать о комбате?

— Во-первых, надо начать с того, что Иван — это строитель по прошлой жизни, он не разрушитель, а созидатель по своему духу и характеру. Он был одним из тех людей, которые носили в себе очень серьезную гражданскую сознательность, пассионарность.

Он пришел в то подразделение, которое я формировал, одним из первых: он был среди первых двух десятков человек, которые пришли и сказали, что готовы действовать. Потом, когда уже было сформировано какое-то начальное подразделение в составе двух рот, Иван принял участие в одном из боев — это был конец мая, попытка батальона «Донбасс», которым руководил Семен Семенченко, прорваться на наши позиции и уничтожить блокпост. Иван и другие ветераны (они не молодые уже дядьки) выдвинулись туда с группой, приняли бой: 4 часа вели его и закончили победой.

Потом он стал командиром батальона, поучаствовал в нескольких операциях успешных по расширению нашей территории. На самом деле, его никто не воспринимал как военного — у него такое добродушное, открытое лицо, он никогда не хвалился военными победами, никогда не цеплял на себя никакого лишнего вооружения, чтобы демонстративными признаками показывать, насколько он крутой вояка. Он всегда был просто человеком, который улыбался, который никогда за начальство не поднимал тост, пока начальство находилось за столом. Вот такой был простой, нормальный, честный, открытый человек.

В той ситуации, в которой он оказался… Понимаете, численность наших подразделений не такая, как бы нам хотелось, не такая, что отвечает тем задачам, которые им приходится решать для военного времени. Они для мирного-то недоукомплектованы. Соответственно, у него просто не было резервов. Все его подразделения, роты были растянуты очень жиденькой цепочкой, отдельными позициями, и он не мог никого снять, когда началась атака украинских военных на эти позиции. Он кого смог, набрал — управление батальона, сам — и пошел спасать ребят, которых просто уничтожали, у которых не было возможности отойти. Сразу появилось порядка 11 раненных, которых нужно было эвакуировать.

В тот момент все средства и силы были задействованы — он не располагал ничем, кроме как самим собой. И он поступил не как командир, а как человек: он взял с собой обстрелянных и необстрелянных бойцов, которые были в его распоряжении, и двумя большими группами двинулся к этим позициям по открытой местности, на которых накрывали его подчиненных — он просто не мог их бросить.

В этот день у его внука был день рождения, он собирался быстрее разделаться со своими задачами и вернуться, поздравить мальчика. Но та задача, которую он выполнял, собственно говоря, его и погубила. Но он не мог поступить иначе.

«То, что занижается степень накала страстей, говорит о том, что на политическом уровне стараются этой ситуации особого значения не придавать. С военно-тактической точки зрения я бы тоже не придавал особого значения, потому что ничего масштабного пока не предусматривается».

«Нам нужно будет каким-то образом использовать этот момент и эту ситуацию»

— Россия будет как-то отстаивать текущую территориальную ситуацию? Вообще, велика ли роль российской армии?

— Нет, сейчас роли российской армии нет вообще никакой. Дело в том, что у нас даже корпус народной обороны сейчас активно не участвует. Участвует один батальон, комбат которого погиб, и то только потому, что на его участке все это происходит.

К слову, уровень потерь действительных не соответствует тому, который заявляется. Один из центральных российских каналов как бы вскользь упомянул об обострении и сказал, что есть один погибший и один раненный. Я имею информацию другого рода. То, что занижается степень накала страстей, говорит о том, что на политическом уровне стараются этой ситуации особого значения не придавать. С военно-тактической точки зрения я бы тоже не придавал особого значения, потому что ничего масштабного пока не предусматривается. Сейчас нет никаких оснований говорить о том, что территориальной целостности или в целом существованию республик есть какая-то угроза.

— По вашим оценкам, каковы возможные последствия этого конфликта?

— Последствия спрогнозировать сейчас очень сложно, потому что мы находимся в точке баланса. Вообще, мы будем резонировать на любые изменения в Украине — они так или иначе нас коснутся. А катализатором могут стать любые внутренние политические процессы. Первым и наиболее вероятным вариантом могут стать досрочные выборы в Раду, которые серьезно рассматриваются сейчас. Уже созданы соответствующие коалиции: в частности, коалиция между Тимошенко и украинским политиком Левочкиным. И этот развал большинства блока Порошенко неспроста — все подводится под то, чтобы были перевыборы. И возможно, о них можно будет говорить уже к марту.

Если начнутся выборы, то автоматически каждая из политических сил начнет обращаться к своей электоральной базе, а для многих политических сил — это именно радикалистские слои в украинском обществе. Соответственно, если им дать нужный посыл, то процессы могут начать развиваться уже неподконтрольно. Понимаете, в людях уже давно накоплена достаточная масса энергии, и она может начать действовать, как на Майдане, когда кто-то пытался руководить процессами, но большая их часть все же шла хаотично и вовлекала все более широкие массы населения. А здесь ситуация еще более сложная, потому что Украина два года воевала, есть много людей, прошедших через АТО, недовольных, брошенных государством. Это люди озлобленные, с уже деформированной психикой, потому что они воевали и убивали, и это люди вооруженные. Поэтому общество украинское накалено, и если политические обстоятельства разовьются таким образом, что вся эта критическая масса придет в движение, проконтролировать, как она будет действовать, будет очень сложно.

Мы сейчас тщательно наблюдаем за происходящими процессами, но на кофейной гуще не гадаем, потому что есть определенные социальные законы, на которые мы опираемся, но при этом прорабатываем для себя какую-то стратегию на случай тех или иных обстоятельств.

Мы понимаем, что если начнутся какие-то радикалистские изменения в Украине, то те слои, которые радикально настроены в отношении нас, усилят свои позиции. Пока этого не произошло, нам нужно будет каким-то образом использовать этот момент и эту ситуацию. Но это пока просто теоретические расчеты. Никаких практических приготовлений мы не делаем. С нашей стороны пока ведется пассивное наблюдение.